У Зиндерманна задрожали колени. Он отыскал взглядом подходящий обломок скалы и уселся, чтобы не упасть.
– Терра, – только и смог выдохнуть пораженный итератор.
– Вы правы, это ужасно. Астартес не может убивать Астартес. Космодесантники не поднимают оружие на своих братьев. Это против правил природы и человеческих законов. Этот барьер введен Императором в генный код каждого воина с самого момента его создания.
– Это, должно быть, какая-то ошибка, – пробормотал Зиндерманн.
– Никакой ошибки. Я видел, как он это сделал. Он стал безумцем. Одержимым.
– Что? Успокойся, Гарвель. Ты употребляешь старые термины. Одержание – понятие спиритуалистов, и оно означает…
– Он был одержим. Он твердил, что он – Самус.
– Ох…
– Вам знакомо это имя, не так ли?
– Я слышал шепот. Но ведь это было вражеской пропагандой, правда? Нам было сказано расценивать это явление как тактику запугивания.
Локен потрогал синяки на скулах, поморщился от боли.
– Я и сам так думал, итератор. И теперь еще раз хочу вас спросить: духи существуют?
– Нет, сэр. Совершенно точно.
– Так нас учили, и потому мы стали свободными. Но могут ли они существовать? Этот мир перенасыщен суевериями и фанатиками. Могут ли духи существовать здесь?
– Нет, – еще более твердо ответил Зиндерманн. – Даже в самых темных уголках Вселенной нет ни духов, ни демонов, ни привидений. Имперские Истины ясно говорят об этом.
– Я изучал архивы, Кирилл, – ответил Локен. – Обитатели этого мира называли Самусом архидьявола. Их легенды утверждают, что он был заточен где-то в этих горах.
– Легенды, Гарвель. Это только легенды. Мифы. За время путешествий среди звезд нам многое стало известно, и наиболее ценно то, что даже самым мистическим явлениям можно отыскать рациональное объяснение.
– Тогда объясните мне, что рационального в том, что Астартес обнажает оружие и убивает своих братьев, сэр.
Зиндерманн поднялся.
– Успокойся, Гарвель, и я попытаюсь объяснить.
Локен не ответил. Зиндерманн подошел к телу Джубала и внимательно осмотрел его. Открытые невидящие глаза закатились под лоб, и белки покраснели от крови. Кожа на лице обвисла и сморщилась, словно он постарел на десять тысяч лет. На растянувшейся коже проступили какие-то странные отметины, похожие на родимые пятна.
– Вот эти отметины, – заговорил Зиндерманн, – ими говорят о страшных признаках старения. Возможно ли, что они появились вследствие болезни или инфекции?
– Что? – переспросил Локен.
– Вирус, может быть? Реакция на отравление? Чума?
– Астартес не подвержены болезням.
– Большинству болезней, но не всем. Я думаю, это может быть какой-то микроб. Настолько сильный, что вместе с телом Джубала он разрушил и его мозг. Некоторые болезни способны довести человека до безумия н только затем поразить плоть.
– Но почему пострадал только он один? – спросил Локен.
Зиндерманн пожал плечами:
– Возможно, в его генный код вкралась ничтожная ошибка.
– Но он вел себя как одержимый, – настаивал Локен, резко выделяя последнее слово.
– Все мы в какой-то степени поддались вражеской пропаганде. А если мозг Джубала уже пострадал от воспаления, он мог просто повторять услышанные фразы.
Локен ненадолго задумался.
– Кирилл, в ваших словах есть определенный смысл, – сказал он затем.
– Как и всегда.
– Вирус, – повторил Локен. – Этим можно все объяснить.
– Ты пережил сегодня настоящую трагедию, Гарвель, но духи и демоны не имеют к ней никакого отношения. А теперь принимайся за работу. Надо закрыть этот район на карантин и вызвать команду специалистов-медиков. Могут появиться другие проявления болезни. Обычные люди вроде меня не так устойчивы к вирусам, как Астартес, и тело несчастного Джубала может послужить рассадником заражения.
Он снова взглянул на неподвижное тело.
– Великая Терра, – вздохнул итератор. – Как сильно он изменился. Горько видеть подобные разрушения.
Раздался хруст закостеневших суставов, и Джубал, подняв голову, уставился на Зиндерманна налитыми кровью глазами.
– Оглянись, – прохрипел он.
Эуфратия Киилер перестала делать снимки. И убрала свой пиктер. То, что они увидели в узких мрачных туннелях, было недостойно записи. Она никогда и представить себе не могла, что человеческие тела можно изуродовать до такой степени. От запаха крови, стойко державшегося в холодном воздухе, несмотря на ветер, ее подташнивало, хотя Киилер и не снимала кислородную маску.
– Я хочу поскорее вернуться, – сказал ван Крастен. Он весь дрожал и был очень мрачным. – Здесь нет никакой музыки. Кроме того, меня тошнит.
Эуфратия была близка к тому, чтобы согласиться.
– Нет, – сдавленным, но решительным голосом возразил Бродин Флоран. – Мы должны увидеть все до конца. Мы – избранные летописцы. Это наш долг.
Эуфратия видела, что Флоран из последних сил борется с тошнотой, но его решимость ей понравилась. Это их долг. Для этого их и привезли сюда. Стать очевидцами и сохранить воспоминания о Великом Походе Человечества. О том, как все происходило.
Она снова вытащила из рюкзака пиктер и сделала наугад несколько снимков. Киилер не снимала мертвых, это было бы непорядочно. Ей хватило крови на стенах, струящегося на сквозняке дыма и пустых оболочек от снарядов, усыпавших черный каменный пол.
Следом за тремя летописцами в туннеле появилась группа солдат, занимавшихся уборкой тел. Кое-кто с любопытством поглядывал на троицу.
– Вы заблудились? – спросил один из солдат.
– Нет, совсем нет. Нам позволено здесь находиться, – ответил Флоран.